Power-Haus, Christian Reindl, Lucie Paradis - Cernunnos

Он снова был здесь. Серые, тёмные стены, измазанные кровью, грязью и дерьмом, окружали его со всех сторон. Они душили. Лишали воли и сил. Они давили, вынуждая опускать глаза на пол. Такой же грязный и сырой, как и всё остальное. Он задыхался. Не потому, что был слишком слаб вынести такое, а потому, что боялся, что больше никогда не выберется отсюда. Не увидит светлое небо над головой. Деревья. Дом. Шарлотту. И сына, которого он так страстно желал назвать Тобиасом, в честь своего дедушки. Неизвестность напоминала удавку, которая исправно срабатывала лучше всяких пыток. Их, к слову, было не так уж и много, и применялись они в основном к военным. Вот уж кому досталось ещё сильнее, чем Остину. Особенно девчонке, для которой эта поездка была первой в её военной карьере. Если она выживет, то почти наверняка уйдёт со службы. Судя по тому, что её покрасневшие щёки никогда не высыхали, этот плен она не забудет никогда в жизни. Хотя, чего уж. Никто и никогда его не забудет. Хейз так точно.
Он ощутил давление на щиколотках и, опустив глаза, заметил ненавистные путы. Чёрт! А он думал, что успел избавиться от них. Кажется, он сбился со счёта времени. Сколько он уже здесь провёл? Неделю? Три? Два месяца? В их несчастный подвал едва проникал свет из зарешёченного и полностью замазанного зелёной краской окна. О том, что сейчас день, можно было судить только по тому, как болотный цвет становился чуть светлее. В остальном же… отвратительная кормёжка раз в день, крохи питьевой, ужасной на вкус воды и внезапные визиты боевиков, считавших, что они выжили ещё не все соки из своих подопечных. Остин бывал на стуле допроса всего один раз. Но как же он не хотел туда возвращаться… Только не это.
Гнусное чувство подобралась к самому горлу. Оно сковало и свело мышцы, вынудив остановиться на полу-вдохе, а затем старая, тяжёлая дверь знакомо заскрипела и отворилась, непроизвольно наводя его на мысль, что это пришли за ним. И уж на этот раз со стула его отправят прямиком в канаву, вырытую для таких же слабаков, как он… В его лицо ударил луч света, а затем перед глазами появилась тень чьих-то ног.
- НЕТ! – Срывающимся голосов проорал Хейз, резко садясь на комфортной постели, и направляя обезумивший взгляд на комод, заставленный семейными фотографиями, искусственными цветами и парочкой книг.
Дыхание сорвалось, в горле пересохло, а в голове упорно пульсировала мысль о том, что он должен во что бы то ни стало вырваться. Спастись. Убежать. Вернуться домой! То, что в действительности он уже три недели как вернулся в Сиэтл, к любимой жене и новорожденному сыну, ничуть не облегчало его регулярные ночные кошмары. По реалистичности они вовсе не уступали его воспоминаниям, а во много даже их превосходили. Ведь во снах его нередко пытали, истязали и мучили так, как не привелось боевикам воплотить это на самом деле.
Шумно выдохнув, ощущая нешуточный озноб в разгорячённом и вспотевшем теле, Остин подтянул к себе колени и закрыл лицо ладонями, стараясь делать глубокие, медленные вдохи, как учил его психотерапевт, к которому он обратился через неделю после возвращения. Его состояние, как физическое, так и моральное, оставляло желать лучшего. Он был истощён, простужен и явно заполучил какие-то хронические проблемы с лёгкими. К тому же он сторонился людей, чего с ним никогда не случалось прежде. Даже общение с Шарлоттой вызывало явные затруднения. Несмотря на всё, что он пережил и через что прошёл, он вовсе не хотел загружать этим окружающих. С ранних лет Остин привык справляться со своими проблемами сам. Не то, чтобы он был брошен на произвол судьбы, но его дед имел довольно суровый взгляд на детские травмы и сложности. «Ты мужчина! Так и веди себя как подобает!» любил повторять он, когда на глазах внука проступали слёзы из-за разбитой коленки или неудачной ссоры в школе. И он вёл. Научился. Приобрёл недостающие навыки. И с годами настолько вошёл в образ человека, который не нуждается в чужом сострадании и помощи, что просто даже перестал обращать на свои трудности внимание. Они казались не важными на фоне всех тех бед, что происходили в мире. Когда он чувствовал себя уставшим или простуженным, то сразу вспоминал всех тех, кого встречал в лагерях беженцев или на военных базах в осаде. Вот уж кому действительно было плохо! На их фоне Остин выглядел просто тряпкой! А он не хотел быть тряпкой. Потому он мужался, сцеплял зубы и делал то, что ему было положено.
Плен стал таким же испытанием силы духа для него. Подсознанием он понимал, что сломлен и нуждается в помощи, но её он стал искать не среди родных, друзей и любимой жены, а в обществе врачей и психотерапевтов. Ведь им платили за то, чтобы его выслушивать. Чтобы помогать ему. А Чарли вовсе не напрашивалась на эту роль… Потому он и молчал. Уходил от осторожных вопросов, огрызался, когда ему казалось, что она заходит слишком далеко, отстранялся, когда стоило проявить чуть больше доверия. Но ведь был ещё и Тобиас. Крошечный, беззащитный, совершенно не просивший всех тех бед, что свалились на голову его родителей. И с ним было больше всего трудностей. Так как Остин не мог приблизиться к нему. Не мог взять на руки. То, что, казалось бы, держало его сознание на плаву всё то время, что он был в плену, в реальности оказалось недостижимой целью. Хейз боялся, что его трясущиеся руки выронят младенца. Что он сожмёт его слишком крепко. Что он сделает что-то не так и причинит ему вред, ведь он и без того доставил уже столько сложностей с тем, что отсутствовал всё это время.
И хуже было от того, что терапия не помогала ему пока так, как Остин на то рассчитывал. Ему казалось, что пара сеансов с психотерапевтом, а также несколько таблеток сразу снимут все тревоги, кошмары и панические атаки, но на практике всё оказалось куда сложнее. Врач разбирал с ним все эпизоды плавно, постепенно и осторожно, подталкивая Хейза к самоанализу, но не принуждая его ни торопиться, ни сваливать всё в одну кучу. И это бесило его. Человек, который всю жизнь имел немалый запас терпения, оказался неспособен справиться с важными наставлениями врача, целью которого было в первую очередь помочь.
- Чёрт… - Прошептал он, всё ещё растирая лицо ладонями и пытаясь снять ночное наваждение. В конце концов он шумно выдохнул и отнял одну руку, чтобы дотянуться ею до тумбочки и взять уже ставшую привычной баночку с лекарствами, которые выдавали только по рецепту. Когда же пальцы явили ему пустую ёмкость, он едва слышно застонал, вспоминая о том, что прошлой ночью выпил двойню дозу. Твою мать. С доком срочно надо было поговорить и обсудить новую модель лечения. Эта явно начинала давать сбои, подсаживая Хейза на лекарства, к которым он вовсе не хотел привыкать.

Отредактировано Austin Hayes (18.02.2021 22:09:09)

Подпись автора

Остин ощутил усталость, опустившуюся на его плечи. Она не покидала его с того момента, как он вернулся домой. Казалось, что родная обстановка и близкие люди должны были помочь, должны были облегчить последствия плена и снизить стресс, но в действительности Остину было лишь тяжелее. По сути, у него не было близких людей, кроме разве что пары-тройки друзей, с которыми раньше приятно было выпить пинту пива в баре, да Шарлотты. Её же семья никогда не воспринимала Хейза всерьёз. По крайней мере её отец так точно. Когда спустя пару дней, не обнаружив у него опасных для жизни травм, Остина отпустили из больницы домой, он вернулся вовсе не в свою квартиру, а в дом Россов. И это стало для него дополнительным поводом для напряжения. Он понимал, почему Чарли переехала сюда. Осознавал, что их ребёнку требуется максимальная помощь, однако сам он пребывал в напряжении и скверном расположении духа. Словно из одного плена он попал в другой, менее жестокий, но не менее тяжёлый морально. Вынести комментарии Байрона и осторожную заботу его жены он не смог, а потому спустя всего неделю потребовал, чтобы они с Шарлоттой вернулись к себе домой. Он рассчитывал, что это снизит внутреннее напряжение и так и произошло, но всё равно существенного облегчения это не принесло. Ему всё время кто-то звонил, писал и пытался навестить. И хотя он однозначно дал понять, что в ближайшее время не настроен на общение с окружающими, его не оставляли в покое. Даже его терапевт считал, что Остину стоит впустить в свой круг общения больше людей. Что социализация пойдёт ему лишь на пользу, но почему-то он просто не мог себя отпустить. Не мог совершить этот шаг, в любое другое время казавшийся ему таким лёгким и будничным.
— Всё хорошо, Остин, ты дома.
Он сделал глубокий вдох, когда ладонь жены прикоснулась к спине и подобралась к волосам. Такой знакомый и родной жест, сейчас он вызвал смешанные чувства из волнения и тревоги. Он вовсе не хотел её будить. Ему не нравилось беспокоить её по подобным причинам. Он не хотел, чтобы она видела его таким. Сломленным. Разбитым. Тревожным. Ему казалось это жуткой слабостью - показывать свою уязвимость после случившегося. Он ведь должен был стать главой их семьи. Опорой и поддержкой. А вовсе не обузой, коей его считал Байрон.
Он нахмурился, когда второй рукой она накрыла его щёку и заставила склонить голову в свою сторону. Остин до последнего скрывал свой взгляд, однако её слова вынудили его в конечном счете посмотреть ей в глаза.
– Ты дома и рядом со мной, слышишь? А я больше не собираюсь никому тебя отдавать. Ты нужен мне и нашему сыну. Повтори это.
Он шумно выдохнул, пытаясь справиться с нахлынувшими эмоциями. Он знал, что нужен им. Он понимал. И всё же всё это время он сторонился их, особенно Тоби. Словно его присутствие могло сделать лишь хуже. Словно слова Байрона имели под собой вес.
- Я нужен тебе… и нашему сыну. – Хрипло проговорил мужчина, хотя до конца не ощущал искренности в собственных словах. – Прости, Чарли, я… - Прикрыв глаза, он тяжело выдохнул и отвернулся, вновь прикрывая лицо ладонью. Он ощущал, как пылает собственная кожа под пальцами, словно у него был жар. Но он знал, что за исключением нескольких проблем, он здоров. У него не было ни лихорадки, ни тяжёлых заболеваний. Лишь последствия бронхита, которые поддавались лечению. Тогда почему же ему так тяжело?!
- Я пытаюсь, правда. Я не хочу быть обузой ни для тебя, ни для Тоби. Я всё исправлю, обещаю.
Качнув головой, он снова повернулся к ней, перехватывая ладонь жены пальцами и крепко сжимая её. Он найдёт в себе силы справиться со своими проблемами. Он должен. Ради их же отношений.
- Засыпай. Я не хотел тебя тревожить.

Подпись автора