Летаргический сон, кошмар, массовая галлюцинация — первое время ужасно хотелось списать всё происходящее на иллюзию или обман разума. Закрыть глаза и открыть их в привычном мире, где живы близкие и родные люди, а города не превратились в радиоактивную помойку, населенную черт его знает чем. Сознание цеплялось за тонкие паутинки нормальности, боясь, что они могут оборваться в любой момент. Большинство из выживших, оказавшихся в этом бункере, были людьми военными, подготовленными к всевозможным катаклизмам и передрягам, но даже среди них нашлись те, кто не смог справиться с потрясением. Их вполне можно было понять: сложно за пару месяцев привыкнуть к тому, что всё, что ты знал и любил, обратилось в руины.
Габриэлла старалась справляться со своими эмоциями и чувствами, отвлекаясь от посторонних мыслей. Фокусируя внимание исключительно на новых обязанностях, она постоянно прокручивала в голове одну и ту же фразу — мы скорбим по погибшим, но сражаемся за живых. В ограниченном пространстве замкнутой «экосистемы» оказалось слишком много народа, среди которого находились и гражданские лица. Те самые люди, кого они поклялись защищать, гордо произнося слова присяги, вступая в ряды вооруженных сил соединенных штатов Америки. Конечно, какая-то часть Диас осознавала, что многое из прошлого утратило свою актуальность и ценность, но ей необходим был прочный уступ, за который можно держаться, чтобы не сорваться в крутое пике саморазрушительного поведения. Только прикрываясь «высшей целью» по защите уцелевших, она могла не думать о приёмной семье, братьях и сестрах, наверняка погибших вовремя ракетной атаки, а самое главное — только так Габриэлла превозмогала болезненные воспоминания об утрате Майкла. 
Она любила его, несмотря ни на что. Ради него Диас отказалась от своих амбициозных целей по службе и перестала ездить по горячим точкам в составе группы обеспечения. Когда он оказался прикованным к больничной койке почти на полгода, она не отходила от него и заботилась, терпя все нервные срывы контуженного возлюбленного. Когда стало известно, что О`Хара никогда не сможет иметь детей, Габриэлла осталась с ним. Его новообретенная хромота, панические атаки и даже периодические провалы в памяти не заставили девушку отказаться от него. Её чувства к нему были сильны и крепки. Их свадьба должна была состояться буквально в следующем месяце, а теперь Майкл мёртв …
Диас собрала волосы в высокий хвост, выгнав из головы дурман воспоминаний. Поправив бегунок комбинезона, выданного явно не по размеру, она недовольно цыкнула, глядя на свою грудь, обтянутую белой майкой, которая мешала застегнуть молнию до конца. Закатав "подстреленные" рукава до локтя и заправив штанины в берцовые сапоги, Габриэлла вышла из переполненного общего зала, направившись по коридору к комнате с камерами видеонаблюдения.
Настала её долгожданная пора заступать на дежурство. Признаться, Диас изнемогала от желания поскорее занять себя хоть чем-то. Бездействие сводило её с ума. Сидение на одном месте давало слишком много пространства для тяготящих размышлений, рушащих всю концепцию здравомыслия. Однажды она чуть не пустила себе пулю в висок, додумавшись до того, что будущего нет, мир обратился в пепел, и всё, что они делают отныне, напоминает жалкое копошение мухи, застрявшей в дегте. Сколько бы усилий не прикладывало отчаянное насекомое, оно неизбежно погибнет. Старуху с косой невозможно переиграть. Рано или поздно, Смерть приберет к своим костлявым рукам всех и каждого.
— Сержант Габриэлла Диас явилась для заступления на вверенный ей пост, — четким и уверенным тоном отрапортовала она, оказавшись в маленькой комнатке, напичканной мониторами.
Встав по стойке «смирно» скорее по привычке, чем по необходимости, поборов порыв козырнуть от виска, Габриэлла завела руки за поясницу, слушая доклад прошлой смены о происшествиях в бункере. За двенадцать часов их дежурства была пресечена попытка проникновения на продовольственный склад, драка в лазарете, грозящая перерасти в массовое побоище и несколько мелких инцидентов.
— Вынужденные ограничения превращают людей в бешеных псов, — констатировала Диас, заняв место у экранов, когда дверь за спиной захлопнулась.
Секунды превращались в минуты, минуты эволюционировали в часы. Протирая глаза, уставшие от свечения мониторов, Габриэлла потянулась в кресле, помассировав переносицу указательным и большим пальцами. Ей нечего было волноваться о том, что кто-то может попытаться захватить помещение, ведь она находилась в полной уверенности, что за дверью комнаты находиться вооруженный охранник, поставленный специально для сохранения стратегически-важной точки объекта.   

Отредактировано Gabriella Diaz (05.03.2021 09:26:50)

От долгого сидения перед мониторами забивались и ныли мышцы. Периодически Диас поднималась из своего кресла, разминаясь и растягиваясь, чтобы окончательно не одеревенеть. Превратиться в бревно, корчующееся от мелких судорог, ей хотелось меньше всего. Да и что могло произойти за то время, пока она разогревается? Ни-че-го! Камеры видеонаблюдения, точно большой брат следили за всеми обитателями бункера, фиксируя перемещения каждого. Единственными местами, где красное око вечного бдения теряло свою власть, являлись туалетные комнаты и душевые кабинки. Туда установить шпионов не позволили законы о правах человека. Впрочем, хорошо это или нет, вопрос спорный. Но лично Габриэлла радовалась тому, что ей не придется до конца вахты любоваться чужими гениталиями через экраны.
Потянувшись, она налила себе воды в стакан из бутылки, оставленной прошлым дежурным, сделав небольшой глоток. Застоявшаяся жидкость оказалось теплой и по вкусу напоминала лист пыльного картона, но выбирать не приходилась. В нынешних условиях, когда имеющиеся ресурсы можно было пересчитать, особо не утруждаясь, капризы стоило записать в графу «осталось в прошлом». Может кто-то из гражданских обитателей от подобного дефицита и страдал, но служащие военные держались на славу. В том числе и Диас. Их готовили к жестким условиям. Тренировали к ситуациям, граничащим с полным отсутствием провизии. Конечно, оказавшись в отряде снабжения, Габриэлла сочла, что ничего такого ей больше не грозит точно. Однако, то, что она заблуждалась, показало время.
Мигающие зеленью цифры электронных часов привлекли внимание Габриэллы. Они будто издевались, слишком лениво отсчитывая часы. Монотонное дежурство тянулось невыносимо долго. Теперь Диас могла позволить себе сказать, что понимает, как чувствуют себя запертые в одиночной камере заключенные. Поначалу всё хорошо. Спокойствие и тишина умиротворяют. Приносят покой. Снимают напряжение и стресс, но постепенно начинают навевать скуку. За ней просыпается какая-то подспудная тоска. Гнетущие мысли вторгаются в отупевающий разум, точно одичавшие звери, начиная бесноваться внутри черепной коробки.
Как букашки, копошащиеся в муравейнике, подумала она, глядя на то, как укладывались спать остальные обитатели бункера, непричастные к охранной деятельности. Они толкались, спорили за места, некоторые позволяли себе грубости, пытаясь отвоевать матрас мягче или забраться на лежанку, но ничего выходящего за пределы допустимого. Если бы им приходилось вмешиваться во все мелкие дрязги, случающиеся тут и там на вверенной им территории, персонала бы не хватило. Очаги незначительных конфликтов вспыхивали повсеместно. В этом не было ничего удивительного: все запертые внутри имели свой характер, свои особенности поведения, свою точку зрения — они только начинали учиться уживаться вместе, стараясь не возводить личные трагедии в абсолют.
Дверь за её спиной неслышно распахнулась. Диас услышала визитера только тогда, когда тот подал голос. Грубые и низкие интонации сразу показались ей знакомыми. Обернувшись лицом к источнику звука, Габриэлла пренебрежительно скривила верхний уголок губ. Только его присутствия ей не хватало сейчас и здесь.
После расстрела гражданских, Диас старательно избегала подполковника Лоусона. Она делала всё от неё зависящее, чтобы не попадать с ним в одну смену. Специально выбрала место подальше, где устраивалась на ночлег. Даже время приема пищи Габриэлла старалась подгадать так, чтобы не пересекаться с ним и его убитой горем женой. Прошло четыре года, но Диас так и не удалось смириться с тем, что подполковник сломал ей судьбу, лишив возможности достигнуть единственной цели, ставшей для неё смыслом жизни.
— Я и не собиралась, — отозвалась она, проводив его взглядом до свободного места.
Демонстративная расслабленность Лоусона действовала ей на нервы. Он вел себя так, будто они являлись старыми приятелями, встретившимися вновь. В отличие от неё, Джозеф явно не ощущал дискомфорта. Напротив, будто сам искал встречи с той, кому играючи поломал карьеру.
— Как и Вы, сэр, как и Вы, — усмехнувшись, Габриэлла грубо скинула ноги подполковника со стола, отодвинув своё кресло подальше, всем своим видом показывая неприязнь и отвращение: — запиваете потерю власти, сэр? — кивнув головой на фляжку, она повела рукой у кончика своего носа, намекая на алкогольное амбре, набирающее силу.
— Наверное, Вам тяжело смириться с тем, что здесь Вы не главный туз в колоде, а лишь жалкая разменная карта, как все нижестоящие по званию, — Диас смаковала каждую букву, произнося свою едкую реплику, вспоминая, как когда-то подполковник упивался своим превосходством и статусом. Теперь он не имел никакого значения. Ему досталась роль коменданта. Обычного охранника, надзирателя, если так угодно. Он будто обратился тенью собственного былого величия. 
— Сомневаюсь, что потеря детей отразилась бы на Вас так, как невозможность управлять другими.
Упоминать про утрату близких, возможно, было жестоко с её стороны, однако Габриэлла нисколько не сожалела о сказанном. Сопутствующие потери — так, кажется, стрелявшие назвали тех, кто погиб, не достигнув бункера? Майкл оказался в рядах несчастных, павших в суматохе. И, в какой-то мере, Диас считала Лоусона причастным к его смерти. Да, возможно, её личная неприязнь к нему сыграла немаловажную роль в формирование такового мнения.

Отредактировано Gabriella Diaz (05.03.2021 17:34:30)

Иногда неприязнь к какому-то человеку перевешивает всё остальное. Одно его присутствие поблизости ожесточает сердце, подергивает разум непроницаемой пленкой раздражительности, пускает мысли в дебри буйно цветущего сарказма. Для Диас, подполковник Лоусон стал тем самым заветным ключиком, открывающим мрачную дверцу в мир черно-серых красок стойкого негатива. Возможно, будь он чуточку приятнее, как личность, Габриэлла не затаила бы злобу на долгих четыре года. Ей бы и самой ужасно хотелось выкинуть его из своей памяти, перелистнуть страницу и начать всё с чистого листа. К сожалению, каждый день на службе, после проваленного зачисления, вскрывал едва успевавший зарубцеваться шрам. Из-за того, что инцидент в кабинете инструктора остался тайной между ними, Диас пришлось нести бремя несправедливых умозаключений. Каждый второй придурок считал своим долгом поддеть её, ткнуть носом в неудачу, распустить ложные слухи о том, что она провалилась из-за некомпетентности — за спиной Габриэллу называли слабым звеном, без устали придумывая всё новые и новые байки. Чуть больше половины коллег откровенно полагали, что она живое подтверждение провала принятого конгрессом решения о допуске женщин к службе в рядах подразделения морских котиков. Диас стоически сносила нападки, делая вид, что ей всё равно, однако с каждым разом тяжесть подобных высказываний становилась всё тяжелее и тяжелее, погребая заживо под шлаком и мусором чужих пересуд.
Присутствие подполковника будто вернуло её в прошлое. Окунуло в чан с ледяной водой, опалив душу арктическим холодом. Сказать, что ей отчаянно хотелось выставить его за порог комнаты, значит не сказать абсолютно ничего. В своих мыслях, Габриэлла вышвыривала Джозефа буквально за шкирку, отвешивая смачный поджопник подошвой кирзового сапога, высокомерно взирая на то, как он растягивается по полу коридора на глазах у опешившего охранника. Её воображение прорисовывало момент триумфа в мельчайших деталях, вызывая на приоткрытых губах злорадную улыбку. Диас продолжила бы мечтать, рисуя картинки возмездия в своей фантазии, да только подполковник снова открыл рот. 
Проследив за тем, как он вновь закинул ноги на стол, Габриэлла закатила глаза. Даже в такой мелочи, как соблюдение минимальных норм поведения, Лоусон умудрялся проявить себя, как полный мудак. Его фразочка про умного пропойцу не вызвало ничего, кроме пренебрежительного хмыканья. Ну да, ну да — все же алкоголики светочи интеллекта. Буквально доктора наук. Лучшие из лучших. Гении, не выдержавшие груза бренного существования в окружение низших разумов. Что не отщепенец, воняющий перегаром, то обязательно философ, постигший таинство жизни. Ткни палец в любого и не промахнёшься. Интеллигенция!
— Думаю, что теперь Вы не сможете творить всё, что заблагорассудиться, прикрываясь своим “особым” положением, — голос Диас звучал спокойно, но очередной укол буквально сквозил в мелодичной интонации. 
Смотря в мониторы, она не удостоила подполковника даже беглого взгляда, пока тот завинчивал крышку фляжки. Нюх у неё действительно был что надо. Обоняние работало на феноменальном уровне. Отчасти из-за этого, находиться в общих залах, провонявших потом человеческих тел и иными всевозможными амбре, порой становилось невыносимо. 
Вопрос о детях можно было предугадать. Она нащупала слабое место в броне подполковника и нанесла одиночный точный удар. Ответный не заставил себя долго ждать. Разумеется, он понимал, что их у неё нет и быть не может. Иначе Габриэлла не сидела бы здесь, сохраняя поразительное самообладание, а носилась бы по бункеру, вместе с остальными “мамочками”, пища и скуля о том, что ей нужно выбраться и найти своих беззащитных чад. Или же, забившись в угол, оплакивала их вероятную гибель, медленно, но верно сходя с ума от картин той мучительной смерти, что настигла бедняжек после взрывов.
— А что, Вы бы хотели и их расстрелять, сэр? — под ключицами потянуло, когда в памяти всплыл момент бегства в бункер: крики паники и боли, невыносимая давка, падающие люди и топчущее их перепуганное стадо сородичей, искаженное лицо Майкла — кровь, много крови: — Интересно, выполнили бы Вы “свой долг”, окажись напротив наведенных прицелов Ваши дети? Для расправы над незнакомцами ненужно много мужества и самоотверженности, сэр.
Злость, точно гремучая змея, внезапно напомнила о себе предупредительным треском, яростно подняв голову где-то в глубинах подсознания Диас. Она поднялась со своего места, встав напротив Джозефа, едва поборов желание выбить из-под него кресло. Этот чертов ублюдок долгое время имел буквально всё, чего не могла достигнуть она: место в элитном подразделение, любящая вторая половинка, полноценная семья, уважение и преданность сослуживцев. Габриэлле приходилось жевать гранит, каждый раз с боем вырывая лучик счастья, а подполковник грел свои старые косточки в его лучах постоянно. Даже сейчас и здесь его положение было куда вольготнее, чем её.     
— Повезло Вашим малышам, сэр, что их, скорее всего, сожгло заживо после взрыва ракет. Иначе им пришлось бы принять горькую истину о том, что их папуля далеко не такой, каким они его себе представляли. Видеть в озлобленном, зажравшемся неандертальце, пользующимся своим положением, героя, гораздо проще, когда он большую часть жизни где-то вдалеке на передовой.

Самое глупое, что может позволить себе человек — ждать понимания от другого. Рассчитывать на то, что хотя бы пара её фраза достигнет осознания подполковника и подвигнет того покинуть пост было самонадеянно. Они будто являлись носителями разных языковых культур, что тщетно пытались донести свои мысли на иностранном наречие.
— Как удобно, наверное, уметь замазывать глаза собственной совести такими гибкими понятиями, как “необходимость”, — Диас очень хотелось напомнить бывшему инструктору, что они давали присягу и клялись защищать тех самых граждан, что расстреляли после бала, но по взгляду мужчины поняла — для него это всё пустой звук, не имеющий значения. Он уже выбрал сторону и определился. Придумал для себя оправдание, которое сбросило бремя вины с плеч. Дальнейшие разглагольствования были бессмысленны. Лоусон не собирался терзать себя излишними размышлениями. Он перелистнул страницу, легко позабыв всех тех, кого обрек на смерть. 
— Закрой свою поганую пасть, — прорычала Габриэлла, стоило подполковнику заговорить про её жениха: — что такой ублюдок, как ты, может знать о преданности и самопожертвование? Ни хрена! — люди, злоупотребляющие властью, идущие по трупам, априори не ведали значения таких слов. Она была убеждена в этом. Джозеф уже ни единожды доказал, что он один из тех, кто легко перешагнет через товарища, прикрывшись высшими целями. Такие, как Лоусон, заботились только о себе и своем индивидуальном благе. В представление Диас, подполковник понятия не имел о том, о чем пытался рассуждать, надавливая на болевые точки. Впрочем, как и она, упоминая про детей. Но ничего не поделать, такова человеческая натура — каждый видит исключительно свою боль и страдания. Единицы умеют встать на место другого. К счастью или сожалению, Габриэлла была обделена таковым навыком. Да даже если бы и обладала им, то не стала бы растрачивать сочувствие на такого выродка, как подполковник Лоусон. 
— Он вытолкнул меня с линии огня за мгновение до команды, — она скривила губы в презрительной гримасе до конца не осознавая, зачем оправдывается перед Джозефом за то, что выжила … вероятнее всего, причина крылась в саднящем чувстве вины, которое и без его слов обгладывало её кости, жадно вгрызаясь в нутро острыми клыками. Майкл счел её жизнь важнее собственной, приняв решение за них двоих, и всё, что теперь оставалось делать Габриэлле — относиться с уважением к его эгоистичной жертве.   
Обстановка между ними накалялась. То, что вот-вот должна разразиться буря, становилось очевидно с каждой секундой, проведённой наедине с подполковником. Однако Диас всё равно оказалась не подготовлена к тому, что тот вцепиться ей в горло, кинувшись с места, точно дикий зверь, почуявший легкую добычу. От опытного военного, прошедшего множество миссий, она ждала крепкого контактного удара, но точно не выходки в стиле обезумевшего Отелло. 
Опешив, Габриэлла растерялась, что вылилось в жалкое сопротивление, когда пальцы Лоусона сжались сильнее, перекрывая доступ кислорода. В ушах зашумело. Лицо налилось краской. Височная вена вздулась и начала пульсировать. Диас почувствовала себя рыбой, выдернутой на сушу, что безмозгло хлопает ртом, борясь за необходимую среду обитания. 
Джозеф опрокинул её на стеллаж. Резкая боль отозвалась в теле, но она не шла ни в какое сравнение с тем гремучим коктейлем из ярости, унижения и ненависти, что бурлил в ней сейчас. Если бы они находились лицом к лицу, Диас непременно плюнула бы в него, чтобы подчеркнуть всё своё отношение к подполковнику. 
Голова уже начинала кружиться, когда руки Лоусона покинули её шею. Он отскочил. Диас успела нанести лишь слабый удар по касательной, развернувшись к нему. Пытаясь восстановить дыхание, жадно хватая воздух чуть посиневшими губами, Габриэлла самодовольно усмехнулась, глядя на рассеченную губу мужчины. Сочащаяся кровь привлекала внимание. Она явно была ему к лицу. 
— Я, конечно, слышала, что из-за спермотоксикоза мужчины становятся агрессивными, но, чтобы настолько, — голос Габриэллы слегка хрипел после удушья. Дерзко вскинув голову, потерев шею пальцами, она выдавила из себя пренебрежительный смешок. Сложно будет спрятать синяки. 
Встав в стойку, Диас не стала ждать второго приглашения. Сейчас её жгло только одно единственное желание — превратить физиономию подполковника в кровавое месиво. Такую возможность она ждала слишком долго. Если он рассчитывал, что Габриэлла будет играть по его негласным правилам, то очень сильно заблуждался. В бою с превосходящим противником важна стратегия! И Диас не собиралась ей пренебрегать в угоду уязвленной гордости. 
Порывистым ударом она толкнула кресло, направив его в ноги подполковника. Улучив момент, ринулась вперед, избегая линейной траектории движения, стараясь увернуться от массивных кулаков Лоусона, прежде чем подобраться достаточно близко, чтобы перехватить один из них, отведя его руку в сторону. Пользуясь шансом, Диас ударила в акромиально-ключичный сустав кулаком, резко вскинув колено, направляя его в солнечное сплетение мужчины, прежде чем отскочить, пытаясь избежать очередного захвата.
Может Габриэлла и была физически слабее своего оппонента, но она не зря была одной из лучших в потоке. Свой недостаток силы, Диас компенсировала скоростью, ловкостью и отличным знанием анатомии, помогающим выбирать самые болезненные и эффективные места для нанесения ударов. 

Ситуация вышла из-под контроля. Эмоции взяли вверх над разумом, снеся защитные барьеры самообладания и хладнокровия. Габриэлла чувствовала, как ярость вскипала в жилах, разогревая кровь до состояния кипящего масла, циркулирующего под смуглой кожей. Сердце пыталось выскочить из груди, отбивая за клеткой из рёбер племенной ритмы тамтамов, призывающих ринуться в кровопролитный бой. Мышцы напрягались в звенящей готовности к столкновению. Внутри будто горел огонь, вырывающийся наружу жарким дыханием. Мысли превратились в пар, развеявшийся по комнате. Она тщетно пыталась собрать из разрозненных кусочков эмоций былую сдержанность. Как только завязалась драка, не осталось ни одного здравого позыва. Всё, что ей сейчас хотелось, причинить подполковнику нестерпимую боль. Остальное выглядело неважным. В один миг стало абсолютно плевать на последствия, на субординацию, на статусы и чины, на прямые обязанности, исполнение которых, до прихода Лоусона, являлось чем-то первостепенным и значимым. В голове Диас крутилась одна единственная фраза: «он должен страдать».
Ей представилась редкая возможность поквитаться; отомстить за разрушенную карьеру и обиды, причиненные в прошлом; воплотить в жизнь то, что множество раз рисовало подсознание, когда память возвращала Габриэллу в тренировочный лагерь, а после и в злополучные последние минуты бала ветеранов; выпустить наружу всю накопившуюся ненависть и агрессию по отношению к Джозефу. Этот редкий шанс мог больше не повториться никогда, поэтому она даже не пыталась сдерживаться, вкладывая в удары нестерпимые злость и ярость, обретающие физическое воплощение.
Мир сузился до пределов одной комнаты. Внимание полностью сфокусировалось на подполковнике. Несмотря на внушительную комплекцию, он отличался отточенными движениями и скоростью реакции. Застать его врасплох не представлялось возможным. Сказывался многолетний опыт боевых действий. Приемы Лоусона отличались от тех, к которым обычно прибегали в спаррингах. По всей видимости, Джозеф пытался её «вырубить». По-крайней мере, очередной удушающий захват навел Диас именно на подобные размышления. Чудом, вывернувшись из него, с грохотом рухнув на пол, она едва успела откатиться от мощного удара его занесенной ноги. Ублюдок определенно действовал наверняка, выбирая самые жесткие методы. Ей удалось по-настоящему вывести его из себя, вынудив продемонстрировать свою истинную скотскую натуру, вечно прячущуюся от посторонних взглядов за громкими словами и удобными для него приказами. Диас жалела только о том, что кроме неё на посту нет свидетелей происходящего.
Вот он ваш славный герой, вот он пример для подражания, вот он — во всей красе — бессмысленный и беспощадный, как лик войны, его закалившей.
Помпезная, но полная язвительной желчи мысль пролетела в разуме Габриэллы, когда грубые пальцы подполковника жестко сжали её подбородок и их взгляды на мгновение встретились. Обоюдная ненависть с привкусом крови и саднящими отзвуками боли, чуть приглушенными адреналином, будто связала их незримой красной нитью. Выкинув кулак вперёд, она попыталась освободиться, но последовавший резкий рывок, столкнувший голову с поверхностью стола, поставил жирную точку в сопротивление.
За долю секунды мир померк. Всё отключилось — эмоции, чувства, восприятие. Не осталось ничего, только всепоглощающая пустота. Мрачное полотно с далекими отзвуками такой чужой реальности.
Тело Габриэллы обмякло, будто сил в нём не осталось совершенно. Податливая плоть, лишенная контроля, напоминала манекен — игрушку, которой свободно придавали положения чьи-то настойчивые руки. Диас отдаленно ощущала какие-то прикосновения, слышала трескучий звук расходящейся по шву ткани, когда разум медленно выныривало из-под холодного ледника безразличия, но всё это казалось таким далеким и незначительным. Покой бессознательного состояния пленял и даровал некое освобождение от угнетающего существования. Она не желала приходить в себя, пока что-то твердое не коснулось сокровенного.
Прибывая в полузабытье, Диас жарко вздохнула. Приглушенный звук, вырвавшийся из мерно вздымающейся груди, напомнил тихий стон — ни то боли, ни то наслаждения. Влагалище рефлекторно жалось вокруг члена, тесно обхватив головку нежными стеночками. Тяжело открывая глаза, Габриэлла не сразу осознала, что происходит. Только когда широкая ладонь подполковника прикрыла её рот, а дыхание обожгло кожу, она осознала весь кошмар происходящего.
Ублюдок решил воспользоваться ей как секс-куклой для удовлетворения своих низменных желаний. Она чувствовала его внутри себя. Неспешными скользящими движениями он проникал всё глубже и глубже, заставляя тело Диас отзываться против её воли. Испытывая ядерную смесь стыда, боли, ярости и страха, Габриэлла увлажнялась и горела изнутри. Тянущая истома предательски стягивала низ живота. Пульсируя, влагалище раскрывалось и сжималось, будто затягивая каменный член подполковника. Ей казалось, она отчетливо ощущает каждую вздувшуюся в напряжение жилку на его стволе. От этого становилось ещё хуже.
Пытаясь вырваться, освободиться из сильной хватки, Диас дергалась и брыкалась, вскидывала затылок назад в надежде попасть им по лицу выродка, рыча от беспомощности и агонии в его руку. Оскверненная, грязная, мерзкая, точно уличная сука, которую схватили за загривок, Габриэлла ненавидела собственное тело, блядски изнывающее под напором Лоусона. Стараясь укусить его за руку, она ударила коленом по ножке стола, пытаясь поднять как можно больше шума и привлечь внимание хоть кого-то в этом переполненном донельзя бункере.
Не вздумай заплакать! Держись. Не доставляй ему такого удовольствия. Эта мразь не сломает тебя так легко!  — кричало в панике подсознание, когда глаза начало щипать от подступающих слёз. Диас сдерживала их из последних сил, ведь Джозеф этого и добивался сейчас. Он хотел указать ей на её место в жизненной цепочке. Демонстрировал своё превосходство. Утверждался в правильности собственных суждений о том, что женщины слишком слабы для службы в таких подразделениях. Габриэлла не сомневалась, что подполковник оправдает свой мерзкий поступок, преподнеся его как назидательный урок.